Том 6. Произведения 1914-1916 - Страница 136

• Предыдущая
• 136 / 148
• Следующая

Уверяю вас, мой обожаемый, что я пошел туда вовсе не из обычной моей проказливости, а именно под пятой жестокой бедности. Думал, что, конечно, меня через два дня выгонят. Но оказалось, что я сразу понравился. И вот, ей-богу, — тут у Гоги глаза совсем уже явно наполнились слезами и нос мгновенно покраснел, — ей-богу, когда мне дали вскрыть первое письмо, я, старый разбойник с душою крокодила и совестью глиняного истукана, я почувствовал, что краснею не только лицом, но и грудью и спиною. Должно быть, ведь и палачу не особенно ловко впер- вые терять свою невинность… Но верно говорит старая русская поговорка: «Первую песенку зардевшись поем», а потом и пошло. Пятое, десятое, сотое письмо… И я уже стал думать, что так и нужно. Как будто бы я родился на свет божий с этой милой специальностью. Да и притом рассудок — чрезвычайно гибкий утешитель: «Не я — так другие сделают». А потом пошло и еще легче. Пока не вошло не только в привычку, но даже и во вкус. Я ведь всегда был спортсменом по всем отраслям, а в молодые годы не находил себе равного по разрешению ребусов, шарад и головоломок. Начальство стало удивляться моей прозорливости. Иногда из-за какой-то неуловимой странности тона в самом простом, невинном девичьем письме я останавливал на нем пристальное внимание и открывал удивительнейшие вещи в чтении начальных букв каждой строки, или в буквах, расположенных по диагонали, или в порядке слов, выписывая их через одно, через два, сверху и снизу.

По запаху, по маленькой скоробленности или желтизне бумаги я знал, что надо прибегнуть к нагреванию или химическим реактивам, обращал внимание на фабричную марку на характеры почерков и прочее… Выработал в себе со временем истинный профессиональный нюх, который, впрочем, был у меня, должно быть, и раньше, как дар свыше. Наконец из одного частного письма я выудил такое сведение о моем главном патроне, что тот только ахнул, когда я ему показал документ, и сейчас же повысил меня в должности с прибавкою пятидесяти рублей в месяц. Он-то и толкнул меня на путь позора и богатства. Он — мой истинный, хотя и невольный сатана-искуситель! О, боже мой, какой это соблазн — компроме- тантные письма… Муж в Сибири делает для банков огромные закупки пшеницы, ржи, муки, мяса… Жена в столице… Любовник на Кавказе, в Пятигорске. Разбит параличом и ездит в кресле-самокате. Так они себя там и называют — велосипедистами. А из ихней переписки я уже вижу, что из Сибири даме идут деньги, и очень большие, а из дома и на Кавказ пересылаются тоже не малые. Так приблизительно в месяц фунтов около двухсот стерлингов. Конечно, я сначала стеснялся-стеснялся, а потом одно письмецо в этом жанре взял и прижал под ноготь. И затем печатаю объявление в газетах, что вот, мол, «случайно найдены письма, адресованные на имя А. М. К. по адресу такому-то, оттуда-то. Хочу возвратить лично. От двух до четырех. Пассаж. Джентльмен с гвоздикой в пет- лице»… Женщина попалась, очевидно, умная и властная. Но как женщина — все- таки глупа. Жалуется в сыскное отделение. Что и требовалось доказать… В назначенное время узнает меня издали и показывает глазами на меня скромному господину в гороховом пальто. Я их всех знаю наперечет, как полосатых зебров, а если не знаю, так чувствую инстинктом. Он сейчас же подходит ко мне, а дама скрывается. Он мне говорит: «Не угодно ли вам следовать за мною?» — «Куда?» — «Видите ли, вам выгоднее не сопротивляться, я вас повезу в сыскное отделение.

Мы с вами сядем на извозчика, как два порядочных человека, и никто из публики не догадается. А если вы задумаете упрямиться, то я просто посвищу городовых, и вас повезут насильно. И тогда я ни за что не ручаюсь». Я ему отвечаю: «Отчего же?

С удовольствием. Только, знаете, я здесь поджидаю одну даму. Мне случайно попали в руки ее письма… Я служу в бюро справок и розысков. И письма эти настолько откровенного и неприличного содержания, что я, по врожденной мне стыдливости, должен был их сжечь… и сжег… нарушив этим до известной степени мой служебный долг. Об этом я только и хотел ей сказать… Подождемте минут десять — пятнадцать, а потом я весь к вашим услугам, мой молодой, пылкий, но неопытный друг… Вы можете обыскать меня в полиции, можете произвести самый тщательный обыск в моей квартире. Моя совесть чиста, как поцелуй младенца. Вы же, за ваше рвение не по разуму, турманом полетите с вашей полупочтенной службы, и желал бы я знать, куда вы пойдете дальше? А вот, кстати, и моя официальная карточка».

Ну, конечно, мой молодой друг расстегнул рот. Он такого шахматного хода не мог даже и подозревать. И оставляет меня в покое… И даже извиняется. А я его велико- душно прощаю и даже угощаю папироской. Но если бы у меня эта штука и сорвалась, — все равно у меня ничего бы не нашли: при себе я ничего не ношу, а документы держу в третьем секретном месте.

Но на другой же день эта дама «А.М.К.» получает от меня письмо, написанное мною, моим почерком, с собственною подписью и целиком — имя, фамилия и адрес:

«Сударыня, случайно в мои руки попала честь Ваша, Вашего супруга и близкого Вам субъекта. Как порядочный человек, я хотел ликвидировать компрометирующую тайну с глазу на глаз, между мной и Вами, но Вам угодно было в это тонкое и щекотливое дело замешать грязные руки сыскной полиции. Тем не менее я останусь джентльменом с ног до головы и до конца моей жизни. Письма уничтожены, но не уничтожены их последствия. Это не от меня зависит. Не угодно ли Вам будет приехать по означенному адресу, где я лично передам Вам то, что необходимо было передать вчера в Ваших интересах».